Юрий Трифонов. "Дом на Набережной"

 Название этой книги показалось мне очень знакомым. И автор тоже. Но вот память что-то подводит, поэтому беру книгу и читаю заново. Точнее, не книгу, а усаживаюсь перед монитором. Ну что-же, по крайней мере соблюдаю одно из советских правил - читать только сидя, не наклоняясь...

Эх, думали ли те, кто составлял эти правила, что совсем в не далеком будущем чтение превратится в "таращение" до рези в глазах, до наступления полуслепоты в экраны мониторов.

Итак, читаю. Книга начинается 1972-м годом. Мне в ту пору было 11 лет, и я уже вполне осознавала происходящее вокруг. Правда, жила я не в Москве (Москва всегда была и будет особым городом), а в провинциальном городке, но зато районного масштаба. Тоже в своём роде "столица". Помню, приезжающие из районных станиц и хуторов жители всегда завидовали нам, "горожанам", потому что у нас есть всё: и кино каждый день, и парк с каруселями, и магазины, какие только хочешь, да и в магазинах было много чего (и всё-равно все гонялись за "дефицитом"). А те, кто жили "в квартирах", то есть в двухэтажках, вообще считались счастливчиками, потому что и вода в доме, и газ, и ванные (правда "удобства" были на улице, но это как-то особо не акцентировалось, потому что считалось, что взрослым справлять естественную нужду в доме как-то не прилично).

Ну это так, ностальгия. Возвращаемся к книге. Москва, 1972 год, Глебов ждёт заселения в кооперативную квартиру, естественно ищет для неё мебель. Но ему не хочется какую-то там "полированную дребедень", а что-то особенное, вечное и надежное. И вот там узнаёт в грузчике-пьянице друга детства. Но тот не захотел его узнавать, плюнул и ушел.

"Если честно, Глебов ненавидел те времена, потому что они были его детством."

Этот Глебов вообще странный человек. Сначала тревожится, что его дочь уехала с парнем "будет поздно", но когда услышал, что она вернулась, тут же успокоился и решил лечь спать. Когда дочь заявила, что выходит замуж - его реакция "А может, ничего страшного не случится? Пусть все идет своим ходом. Как всегда. Ну, разойдутся через год, ну и бог с ними". Мне кажется, это эгоист-пофигост, которому всё равно что происходит вокруг, лишь бы это не мешало ему жить так, как он привык.

Но среди ночи раздался телефонный звонок, и тот самый пьяница из мебельного Лёвка всё-таки вывел Глебова из состояния равновесия, и он вспомнил,

"Почти четверть века назад, когда Вадим Александрович Глебов еще не был лысоватым, полным, с грудями, как у женщины, с толстыми ляжками, с большим животом и опавшими плечами, что заставляло его шить костюмы у портного, а не покупать готовые, потому что пиджак годился пятьдесят второй, а в брюки он еле влезал в пятьдесят шестые, а то брал и пятьдесят восьмые; когда у него еще не было мостов вверху и внизу во рту, врачи не находили изменений в кардиограмме, говоривших о сердечной недостаточности и начальной стадии стенокардии, когда его еще не мучили изжоги по утрам, головокружения, чувство разбитости во всем теле, когда его печень работала нормально и он мог есть жирную пищу, не очень свежее мясо, пить сколько угодно вина и водки, не боясь последствий, не знал, что такое боли в пояснице, возникающие от напряжения, переохлаждения и бог знает еще отчего; когда он не боялся переплывать Москву-реку в самом широком месте, мог играть четыре часа без отдыха в волейбол, когда он был скор на ногу, костляв, с длинными волосами, в круглых очках, обликом напоминал разночинца-семидесятника; когда он часто сидел без денег, зарабатывал как грузчик на вокзале или колол дрова в замоскворецких двориках, когда он голодал, была опасность, что начинается чахотка, его посылали в Крым, и все обошлось; когда еще были живы отец, тетя Поля и бабушка и все жили в маленьком домишке на набережной, на втором этаже, где кроме них жили еще шесть семей и в кухне стояло восемь столов; когда он любил петь песни с девчатами, когда его звали не Вадимом Александровичем, а Глебычем и Батоном; когда он только еще мечтал, томясь пришло к нему, не принеся радости, потому что отняло так много сил и того невосполнимого, что называется жизнью; в те времена, почти четверть века назад, был такой профессор Ганчук, была Соня, были Антон и Левка Шулепников, по прозвищу Шулепа, с которыми Вадим Александрович жил по соседству, были разные другие люди, понемногу исчезнувшие, и был он сам, непохожий на себя и невзрачный, как гусеница. А о Марине не было и помину."

И Глебов погрузился в воспоминания, с тех самых пор, когда впервые встретил Лёвку Шулепова.

Это был 1939 или 1940 год. Мальчишки и девчонки-одноклассники, жили в одном доме, Только Глебов по соседству. Они мечтали жить в свободном мире, строить будущее, чтобы всем было хорошо. Предвоенные годы, война, послевоенное время. Столько испытаний выпало на их долю. Но они пронесли через годы память о том самом детстве в доме на Набережной.

То, что эта книга достойна внимания и спору нет. Посмотрите, сколько переизданий было.

"Дом на набережной" был экранизирован, но в сценарий добавлены и другие сюжеты московских историй Юрия Трифонова. Тем не менее основная мысль сохранена: нельзя искажать историю.

Для тех, кто будет читать ссылка:
https://libbox.ru/books/dom-na-naberezhnoj

Кто желает посмотреть фильм ссылка:
https://www.youtube.com/watch?v=aqwbIymmUkY