Владимир Зазубрин. "Общежитие". 18+

Найти книги по теме "дом, милый дом" оказалось не так то просто, ведь мне хочется найти что-то необычное, неизвестных мне авторов и написанное в разное время. С чего начать - уже второй вопрос. Естественно с того, что написано раньше. Итак, открываю сборник сибирского писателя Владимира Зазубрина (1895-1937) "Общежитие", куда вошли произведения, либо десятилетиями не переиздававшиеся, либо до недавнего времени не издававшиеся совсем. Ведь это тоже дом, жилище, где человек как на ладони.

Начинаю читать, и сразу понимаю, что лучше поставить ограничение по возрасту 18+. Детям, и людям с нестойкой психикой читать категорически не рекомендую. И хотя в книге нет ни пикантных эротических подробностей, ни секса как такового Но этот жуткий натурализм и пристрастие к деталям и подробностям порой вызывают чувство лёгкого шока. И в то же время написано в духе 20-х годов XX столетия, когда одним из самых обсуждаемых вопросов был "женский вопрос", а точнее, освобождение женщины от семейного рабства, заключающегося не в том, чтобы хотя бы слегка облегчить ей домашний быт, а совсем иное.

Вот написала столько неприятного, но мне книга понравилась. Были места, где я даже посмеялась вволю. Особенно над доктором, который решил освободить всех замужних женщин от тяжких интимных обязанностей, и оплодотворение проводить только искусственным путем. Он ставил эксперименты по искусственному оплодотворению своей жены, а она "бегала" к соседу, забеременела от него, а доктор был уверен, что это результат его эксперимента, и был нескончаемо горд. А сейчас хочу привести несколько отрывков из книги. Начинается всё так:

"Дом № 35

Он — голубой и с мезонином. Стоит на углу Октябрьской и Коммунистической улиц. Ранее принадлежал вдове статского советника Обкладовой. Теперь — национализирован. Занят общежитием сотрудников Губисполкома.

От прежней хозяйки в доме остались — широкие деревянные кровати, кожаные кресла и диваны, кривоногие столы и тюлевые занавесочки на окнах (не на всех), туи и олеандры на подоконниках и едва уловимый запах залежавшегося старого платья, нафталина, ладана.

Больше ничего.

Живут в доме новые люди — сотрудники Губисполкома. На доме нет соответствующей вывески. Но есть другая, около входных дверей, эмалевая, массивная, как белая каменная плита.

Доктор Лазарь Исаакович Зильберштейн. Кожные и венерические

Часы приема ранее были указаны. Теперь заклеены серой бумагой. Вывеска видна издалека. Даже ночью. Комнаты в доме все пронумерованы.

Комната № 1

Это мезонин.

Занимает его советский поп - баба — завзагсом (заведующая отделом записей актов гражданского состояния) — Зинаида Иосифовна Спинек.

Зинаида Иосифовна Спинек лежит с Петром Петровичем Крутиковым. Постель широкая, матрац мягкий, пружинный, одеяло теплое. Огненным пузырем дуется, ворчит за кроватью железное раскаленное брюхо кривоногой печки. В комнате тепло, темно, тихо.

За окнами, с шелестом черных мокрых юбок, идет ночь. Черная ночь идет за город, за реку, на черные мокрые безмолвные просторы полей. За поля каждый день уходит солнце, там — запад, и туда же каждые сутки уходит ночь.

Ночь идет пятая в октябре.

Петр Петрович Крутиков зевает, говорит вполголоса:

— Хорошо бы мне, Зинушка, перебраться к вам в общежитие.

Зинаида Иосифовна Спинек тоже зевает и говорит тоже вполголоса:

— Нельзя вам, Петя, вы служите в Губторге. Наше общежитие только для сотрудников Губисполкома.

(Спинек меняла мужчин часто и поэтому даже в постели говорила всем — вы.)

Спинек и Крутиков хотят спать. Шуршит шелковое стеганое двуспальное одеяло. Четко щелкают пружины матраца — Зинаида Иосифовна и Петр Петрович укладываются уютнее.

В комнате тихо, тепло, темно.

Спинек и Крутиков тихо засыпают."

Не правда ли интригующее и многоговорящее начало. А над ответом "Нельзя вам, Петя, вы служите в Губторге. Наше общежитие только для сотрудников Губисполкома." я просто от души посмеялась. Так кто же живёт в общежитии? Семьи ответственных работников, жены которых ведут хозяйство, воспитывают детей, толкутся на общей кухне, стараясь успеть приготовить, постирать, убрать комнаты, пока их мужья "выполняют очень важные задания

"Живущие в общежитии и уходящие из него на день днем делают большое нужное дело.

Скурихин читает нужные лекции, делает нужные доклады, пишет в газете нужные статьи.

Вишняков и Русаков читают не менее нужные лекции, делают доклады. Вишняков пишет не только в газете, но и в журнале.

Спинек на службе считается добросовестной толковой работницей. Спинек нужна в Губисполкоме.

Доктор Зильберштейн неоспоримо необходимый, нужный работник. Доктор Зильберштейн человек с огромной инициативой. Доктор Зильберштейн не только предохраняет носы живущих в городе от проваливания, но и делает новые вместо провалившихся. Кроме того, он пишет гениальную книгу, производит опыты над своей женой и ходит в губком РКП и губком РКСМ с предложением ввести принудительный еженедельный осмотр. И доктор Зильберштейн очень огорчается, когда его предложения отвергают оба губкома. Доктор Зильберштейн совершенно не понимает, почему партия так ревниво оберегает своих членов от всяких идеологических влияний и совершенно игнорирует опасность влияний физических, половых.

Скурихин, Вишняков, Русаков, Спинек, доктор Зильберштейн днем несомненно нужные люди. А ночью? Разве доктор Зильберштейн откажется идти на другой конец города к больному? И разве коммунисты Скурихин, Вишняков, Русаков не схватят винтовки и не прибегут на площадь по первой партийной тревоге? Или Спинек откажется от дежурства в Губисполкоме?

Конечно, доктор Зильберштейн пойдет к больному. Скурихин, Вишняков, Русаков пойдут с винтовками на Советскую площадь. Все пойдут — когда вызовут.

Но если никуда не вызывают и за окнами с шелестом черных мокрых юбок шлепает по грязи черная ночь. Если двуспальные стеганые одеяла грязны и в комнатах пахнет нафталином, старым залежавшимся грязным бельем и лампадным маслом. Тогда — каждый делает, что хочет и как хочет.

Ночь скрипит железом крыши. Скрипит лестница мезонина. Вишняков поднимается к Спинек. Жена Вишнякова провожает мужа злобным взглядом в приотворенную дверь.

— К шлюхе пошел, коммунист идейный."

Сам В. Зазубрин вспоминал, что его "главная задача — ударить по опошленному быту, сказать, что наше отношение к женщине грубо-варварское, хищническое…"

События столетней давности кажутся глубоким архаизмом, но в то же время есть над чем задуматься. И вот я думаю, насколько страшно всё то, что произошло в общежитии, или это смешно? "Так им и надо", или стоит всё-таки пожалеть жителей общежития?

Ну вот как-то так. Первый прочитанный рассказ в рамках ЧМ "Отличная книга" несколько грубоват, я бы сказала пошловат, но затрагивает актаульные темы того времени. Значит имеет право быть.

https://fb2.top/obscheghitie-518895